"Она стеснялась своей кожи. А я— боготворил каждый её миллиметр"
Александр Романов
Мария
Я привыкла к боли. К тишине после криков. К тому, что одежда прилипает к ранам, а слова — к горлу.
Я знала, что нельзя показывать слабость. Знала, как прятать следы. Как делать вид, что всё нормально.
А потом появился он.
Преподаватель с усталым голосом и глазами, в которых я впервые увидела не равнодушие, не жалость… а что-то похожее на тревогу.
Я не хотела никого впускать.
Но когда лежишь на холодном асфальте и внутри всё рвётся от страха — ты звонишь не тем, кто должен быть рядом, а тем, кто хочет быть.
Я позвонила ему.
И он приехал.
Александр
Светлая кожа не любит синяки. Они остаются надолго — фиолетовые, сине-зелёные, как акварель, разлитая неумелой рукой. Она пыталась прятать их — под длинными рукавами, под слоем тонального крема, под взглядом, опущенным к полу. Но я всё равно видел.
Первые — на запястьях. Потом — на ключице. Потом — на шее.
Она молчала. Я — нет. Сначала спрашивал вскользь. Потом смотрел пристальнее. Потом… хотел убить того, кто к ней прикасался.
Я не был её другом. Не был родственником. Я был просто преподавателем, который любил говорить о прошлом. О прекрасных садах и дворцах. О том, как создавался мир.
А потом она сама позвонила. В истерике. В слезах. Слова были рваными, как и её дыхание.