Эти долгие и злосчастные три дня выжали из меня все соки. Выспаться мне не дали. Адама Каста ко мне не пустили. Меня допрашивал один из представителей сената, но его имени я так и не запомнила. Он даже не пытался меня выслушать — просто выдвигал свои теории и искал мотивы убийства. Увидев, что мне не с кем разговаривать, я замкнулась в себе и решила не произнести ни слова.
#Flashback Допроса#
Комната была холодной, хоть и не совсем пустой — массивный дубовый стол, пара жёстких стульев, приглушённый свет, который не давал скрыться в темноте. Но самой холодной здесь была атмосфера.
Я сидела напротив мужчины с резкими чертами лица, седыми висками и тяжёлым, пронизывающим взглядом. Один из сенаторов. Он смотрел на меня так, будто я не человек, а что-то испорченное, ненужное.
— Ваше молчание не спасёт вас, Мираль Кара.
Я молчала.
— Вы убили его. Планировали заранее? Или это было решение в порыве эмоций?
Я посмотрела на него, но не ответила.
— Вы понимали, что смерть Турана-Халиля разрушит шаткое равновесие в криминальном мире? Что это война?
Опять тишина.
— Вас обучали убивать? Кто вам помог? Я усмехнулась. Он не искал правду. Он просто выдвигал обвинения.
— Вы хотели власти? Я опустила взгляд на сцепленные пальцы.
— Вы боялись его?
Я знала, чего он добивается. Он хотел увидеть слабость. Раскаяние. Хоть каплю страха в моих глазах.
Но я была пуста.
— Вы понимаете, что сенату всё равно, была ли у вас причина? Вы убили человека, а значит, должны ответить. Я подняла глаза.
— Вы ведь даже не слушаете меня.
— А что, есть что слушать? Я вздохнула.
— Вы уже решили, что я виновата. Он усмехнулся.
— Верно. Я больше не сказала ни слова.
В зале Сената
В зале сената стоял хаос. Сенаторы кричали друг на друга, перебивая, перекладывая вину, обвиняя меня во всех смертных грехах. Их голоса сливались в гул, удары которых отзывались в висках. Головокружение накатывало волнами — я едва держалась на ногах, но не позволяла себе упасть.
Внезапно раздался голос, громкий, властный, перекрывающий весь шум.
— Все сейчас же заткнулись! — Адам Каст шагнул вперёд, его взгляд метался по залу, сверля каждого из присутствующих. — Я не собираюсь слушать обвинения в адрес этой женщины, даже не дав ей слова!
Я вскинула голову, не веря своим ушам. Адам Каст.
— По твоему приказу, Нисим, меня не пускали к этой девочке. Но это не значит, что я ничего не узнал!
Я сжала кулаки. Неужели Маркус ему всё рассказал? Показал? Флешка Халиля... она хранила в себе слишком много тайн. Если Адам видел записи, он знал больше, чем мне хотелось бы.
— Адам, всем известно, что твой сын питает слабость к дочери Кара. Именно поэтому вас обоих к ней не пускали.
Голос Нисима прозвучал с наигранной непринуждённостью, но в его глазах скользнуло что-то холодное и расчётливое.
Я сделала глубокий вдох, пытаясь подавить усталость.
— Знаете... — начала я ровным голосом, хотя внутри всё кипело. — Мне говорили, что в этом зале можно говорить свободно. Что здесь нет врагов. Но три дня меня держали в полной изоляции, не пытались выслушать, а лишь выдвигали теории и обвинения. Так это и есть ваша "свобода слова"?
Шёпот пробежался по залу.
Я сжала губы, крепче сцепив пальцы.
— Я помню, как отец восхищался сенатом, говорил, что это старейшины, которым можно доверять, к которым можно прийти за советом. Но эти три дня вы просто обсуждали меня за спиной и осуждали в лицо.
Силы стремительно покидали меня, но я не дала голосу дрогнуть.
— Да, я убила Туран-Халиля. Убила. И если бы он оказался передо мной снова, я сделала бы это ещё раз.
Зал взорвался.
— Смотрите, она даже не отрицает! — Голос Нисима пронзил воздух, отравляя его ядом. Он ухмыльнулся, глядя на меня с нескрываемым удовольствием. — Каст, что ты скажешь теперь?
— Помолчи, Нисим.
Адам шагнул ближе, его лицо оставалось бесстрастным, но в голосе звенела сталь.
Шум нарастал.
— Да что тут выслушивать?!
— Вы её крышуете!
— Она убийца! Она ничем не лучше Илмаза Шахина!
Гул давил, превращался в хаос. Сердце стучало неровно, дыхание сбивалось. Я едва стояла на ногах.
И тут раздался выстрел.
Оглушительная тишина окутала зал.
Адам медленно опустил оружие, его взгляд скользнул по лицам сенаторов, заставляя их потупиться.
— Все заткнулись.
Я моргнула, приходя в себя.
— Мираль, расскажи, как всё произошло. Врать не нужно.
Я подняла глаза.
— Я и не собиралась врать.
Моё сердце уже билось ровнее, дыхание выровнялось.
— Всем известно, что от смерти меня спасли Измаил и Фатьма. Но моё детство не было счастливым. С того момента, как я попала в Штаты, я ударилась в учёбу — не потому что хотела, а потому что дом, в котором я жила, был полон интриг, склок и постоянных оскорблений в адрес моих родителей и брата.
Я посмотрела в пустоту перед собой, но внутри чувствовала, как взгляды сенаторов прожигают меня насквозь.
— Я пошла по стопам матери, стала врачом. Именно поэтому, когда настал момент убивать, я знала, куда бить.
Кто-то в зале зашевелился. Кто-то нервно выдохнул.
— Измаил решил, что маленькая, сломленная семнадцатилетняя девочка может стать его оружием. Его пешкой. В семнадцать лет он принял решение выдать меня замуж за психопата и морального урода — Туран-Халиля.
Я подняла глаза, выискивая среди лиц тех, кто знал. Они были здесь. Они молчали.
— Я не хотела этого брака. Я сопротивлялась столько, сколько могла. Но когда удача повернулась ко мне лицом... Я избавилась от него.
В зале никто не шелохнулся.
— И я вселила страх в Измаила и Фатьму. Животный, дикий страх. Я видела их страх тогда, именно тогда Измаил перестал мучать меня. Именно тогда когда увидел во мне моего отца.
Зал Сената
— Мираль Кара, как произошло убийство? Кто тебе помог? Я жду более детального рассказа!
Голос Адама Каста звучал жёстко, безапелляционно. Он поднялся со своего места, оперся ладонями о стол и вперил в меня требовательный взгляд.
Я посмотрела на него, потом на Маркуса. Меня трясло, в глазах читались вопросы: чего его отец хочет от меня? Но сил что-либо говорить у меня уже не осталось. Я опустила голову, молча ожидая приговора...
Но не тут-то было.
За дверью внезапно раздались крики, стоны, выстрелы. Сенаторы переглянулись, кто-то дёрнулся к охране, но в следующий миг дверь резко распахнулась. В воздухе запахло порохом, и в зал ворвалась женщина.
— Мира, дочка, чего вдруг замолчала? — Её голос был мне слишком знаком. — Не хочешь жить спокойно с мужчиной, который без ума от тебя? Или же предпочитаешь отправиться вслед за родителями?
Я застыла.
Фатьма?!
Что она здесь делает?
— Фатьма Кара! — Один из сенаторов насмешливо скривился. — Тебя объявили мёртвой. Как тебе быть "воскресшей" из могилы?
Фатьма усмехнулась, расправляя плечи, как будто вовсе не чувствовала напряжённых взглядов, направленных на неё.
— Раз уж моя дорогая племянница решила поиграть в скромницу или просто смириться со своей судьбой, я расскажу всё сама.
Она повернулась ко мне, взглядом спрашивая разрешения. Но я знала — даже если скажу «нет», она всё равно сделает это. Внутри всё сжалось, но я лишь взмахнула рукой, давая ей одобрение.
Пытаясь сохранить остатки самообладания, я перевела взгляд на Маркуса. В глубине души надеялась, что он возьмёт меня за руку, но понимала — ему это запрещено. Однако, увидев его лицо, я заметила... спокойствие. Довольную, уверенную улыбку. Значит, у него был план?
Фатьма шагнула ближе, посмотрела в глаза сенатору Нисиму.
— Нисим, я прекрасно понимаю, что Туран-Халиль и его родители были твоими хорошими знакомыми. Но это не отменяет того факта, что он был животным, которое наслаждалось насилием. Только эта девочка знает, через что ей пришлось пройти. Только она знает, сколько боли испытала, сколько месяцев провела в цепях, словно зверь.
— Что ты несёшь, женщина?! — взревел Нисим, срываясь с места. — Она убила его!
— Не перебивай меня, Нисим! — Голос Фатьмы прозвучал хлёстко, как удар.
Она снова посмотрела на меня, затем обвела взглядом сенаторов.
— Да, она убила его. И, признаюсь, я надеялась, что в тот же день она убьёт и моего мужа. Но сил у неё тогда уже не осталось.
В зале воцарилась тишина.
— Это я в тот день вколола ей наркотики и адреналин. Чтобы у неё хватило сил на месть.
Я сжала кулаки.
— Вечером, когда мой муж и Халиль пили в гостиной, я спустилась в подвал, где держали Мираль. Освободила её от цепей. Открыла дверь.
Голос её звучал ровно, но глаза выдавали — слишком хорошо она помнила ту ночь.
— Теперь слушайте внимательно!
Она обвела зал взглядом, словно бросая вызов каждому присутствующему.
— Мираль Кара больше трёх месяцев провела в заточении, закованная в цепи, в нашем доме в Лос-Анджелесе. В этой камере Туран-Халиль пытал её. Избивал кнутами, кулаками, ногами. Он наслаждался её криками, он хотел покорности, но... даже после смерти не получил её.
Я чувствовала, как сенаторы затаили дыхание.
— Эта девочка не сломалась. Она стала сильнее.
Фатьма сжала кулаки.
— Когда я её освободила, я убрала её волосы в высокий узел и заколола их двумя китайскими шпильками. Острейшими, как лезвие.
В зале кто-то ахнул.
— Спустя полчаса после освобождения Мира поднялась в гостиную. Пока моего мужа не было, она нанесла Туран-Халилю пятьдесят семь колотых ранений.
Несколько сенаторов переглянулись.
— Судить её вам незачем. Она спасала свою жизнь. Когда Халиль увидел её свободной, он бросился на неё, чтобы убить. Она просто опередила его.
Она резко выдохнула, её взгляд стал твёрдым.
— А если вам нужен виновный — убивайте меня.
— Это ложь! Где доказательства?! — взревел Нисим.
Фатьма лишь усмехнулась и с лёгким движением бросила на стол флешку и фотографии.
Тишина.
— Зря ты это сказала, Фатьма... — Голос Нисима прозвучал зловеще.
Она покачала головой.
— Не зря, дочка. — Её глаза встретились с моими. — Ты спасла мне жизнь. Теперь я спасаю твою.
Адам Каст молчал, его лицо становилось всё мрачнее с каждой минутой, пока он продолжал листать фотографии и просматривать записи с флешки. В зале царила тишина, нарушаемая лишь нервным постукиванием пальцев по столу и перешёптываниями присутствующих. Однако Каст был полностью поглощён содержимым флешки, и, казалось, он не замечал ни звуков, ни взглядов, направленных на него. Мои пальцы невольно сжались в кулаки, когда я почувствовала, как напряжение в комнате растёт.
Я сидела, словно застыв в ожидании приговора. Что скажет он? Оправдает меня, или же всё, что я пережила, окажется тщетным, а я стану лишь очередной жертвой в этом бессмысленном мире?
Адам медленно поднял взгляд. Он откинулся в кресле, и его напряжённое молчание только усилило страх. Я ловила каждое его слово, каждое движение, будто бы в поисках ответа.
— Эти записи... — его голос был тяжёлым, полным негодования. — Они говорят сами за себя.
Шум в зале поднялся сразу, раздались возмущённые голоса, но Адам лишь поднял руку, требуя тишины.
— Тишина! — его командный тон пронзил атмосферу.
Он перевёл взгляд с меня на Фатьму, и что-то в этом взгляде заставило меня вздрогнуть.
— Фатьма Кара, ты искупила свою вину перед Мираль.
Эти слова прокатились эхом по моему телу, словно ударив молнией. Я замерла, не зная, как реагировать. Моя грудь сжалась, как будто я только что сделала первый вдох за долгое время.
— Ты спасла её, ты помогла ей выжить, несмотря на все ошибки, которые ты допустила, — продолжил Адам, и его голос стал мягче. — Возможно, не самыми правильными методами, но ты дала ей шанс, она смогла вернуть себе жизнь. И что важнее всего — ты рассказала правду.
Я почувствовала, как комок подступает к горлу, сдерживая мои слова. Я не могла поверить, что всё это случилось, что я не стану тем, кем меня называли. Что правда была услышана.
— Адам, ты не можешь её оправдать! — голос Нисима сорвался на визг, его слова отрезали воздух. — Она убийца, она...
— Она жертва! — прервал его Адам, и в его голосе звучала сталь. Это было не просто заявление, а приговор.
В зале поднялся новый шум, но Каст оставался непреклонным. Он взглянул на собравшихся с таким выражением лица, что даже самые решительные начали молчать.
— Мне всё равно, что вы думаете. Истина перед нами, — добавил он с холодной решимостью.
Судьба... была решена?
Смех Маркуса вдруг разрезал тишину, и я повернулась к нему. Он стоял рядом, его лицо было наполнено облегчением. В глазах играли огоньки, но я почувствовала, что напряжение всё ещё не отпустило его. Когда он встретился со мной взглядом, его выражение стало теплее, а усталость как будто растворилась в его взгляде.
Он не сказал ни слова, но я увидела, как он шагнул ко мне, и прежде чем я успела что-то сделать, его руки обвили меня, притягивая к себе. В его объятиях я почувствовала себя в безопасности, как в укрытии, несмотря на всю бурю, которая бушевала вокруг.
— Я знал, что Фатьму убивать не нужно, — его шёпот был тихим, но в нём звучало такое облегчение, что я едва сдержала эмоции.
Я закрыла глаза, уткнувшись лбом в его плечо.
— Знал, да? — я слабо усмехнулась, чувствуя, как внутри меня нарастает какое-то странное, тяжёлое чувство.
Он прижал меня к себе ещё крепче, будто желая забрать всё напряжение, всю усталость, которая скапливалась во мне.
— Конечно. Потому что ты заслуживаешь справедливости, и я знал, что она тебе её даст.
Я хотела что-то ответить, но мой голос дрогнул. Эти слова, наполненные поддержкой и верой, как ни странно, только добавляли тяжести.
В какой-то момент радость, переполнявшая меня, вдруг стала слишком великой, как чашка, которая вот-вот переполнится и не выдержит. Я пыталась оставаться на ногах, но почувствовала, как моё тело начинает слабеть, и мне не удаётся удержать равновесие. Мир перед глазами расплылся, и я едва успела ощутить, как теряю сознание.
Никто не успел среагировать вовремя. Мои глаза закрылись, и единственное, что я почувствовала в тот момент, — это как крепко меня держат его руки. В тот миг я поняла, что для меня есть только он, и это чувство безопасности и поддержка были для меня важнее всего.
Перед тем, как поглотила тьма, я уловила лишь несколько слов, произнесённых рядом.
— Мираль, что с ней? — Это был голос Адама Каста, и он звучал близко, как будто он был прямо рядом.
— Она потеряла сознание, — сказала Фатьма, её голос казался далёким, словно через стену. Я почувствовала лёгкое касание её рук, но не могла понять, что она делает.
— Не переживайте, она в порядке, просто усталость и напряжение, — Маркус продолжал шептать мне на ухо. Его голос был спокоен, но я ощущала, как тревога и беспокойство пробиваются сквозь его слова.
Я ощущала, как его руки плотно удерживают меня, его тепло проникало в меня, даруя чувство надежды, несмотря на происходящее вокруг. Время растягивалось, и я не могла вырваться из этого состояния, но его объятия стали моей единственной привязью к реальности.
Я не слышала, что говорили сенаторы, не замечала их взгляды, не ощущала волнения, потому что в этот момент был только он. Его руки, его дыхание, его присутствие. Это было важнее всего. И, несмотря на тьму, поглотившую меня, я знала, что, по крайней мере, сейчас я была в безопасности.