Ирбис [Как приручить дракона]

Первый раз за последний месяц Астрид не снились странные сны с участием снежных барсов и она не просыпалась в поту из-за того, что ей приснился какой-то до ужаса страшный сон. И всё это только потому, что рядом с ней всю ночь был Инглинг, который ласково прижимал её лапами к себе и тихо урчал на ухо, наслаждаясь их близостью. Парень прекрасно знал, что им нельзя быть вместе, но вот только уже не мог отпустить её — его сердце ныло весь тот жуткий месяц, что он её не видел, как бы говоря, что без Астрид оборотню не прожить долгую и счастливую жизнь. И пускай, что у него не будет наследника, а управлять семьёй станет его двоюродный брат, главное, что рядом будет любимая женщина, за которую не жалко отдать всё на свете.

Наблюдавший за спящим сыном и девушкой в его лапах Стоик не мог сомкнуть глаз всю ночь, размышляя о том, что уже больше трёх сотен лет никто из оборотней не пересекался с людьми так, чтобы раскрыть им свой секрет, а Инглинг стал первым. Так это ещё мало того, он не просто раскрыл свой секрет человеку и подружился с ним, так ещё и умудрился в него влюбиться, да так сильно, что когда-то хоть немного заинтересованный взгляд, обращённый к оборотням-ровесницам, перестал таковым быть — как женщины и матери его будущего потомства, они его больше не волновали, ведь в мыслях была одна только блондинка. И это было большой проблемой, потому что ещё ни один человек не выдержал обряд превращения, поэтому его и запретили три с половиной сотни лет назад, а через пятьдесят лет оборотни и вовсе решили, что нужно прекратить общаться с людьми, чтобы избежать некого плотского искушения.

— Стоик, неужели ты думаешь, что наш сын так просто сдастся, если ты запретишь ему даже мыслить об обряде? — Валка усмехнулась, подойдя к большому мохнатому зверю и присев рядом с ним.  Женщина была достаточно строга, а местами и прямолинейна в воспитании своего единственного ребёнка, но она никогда не запрещала полёту мыслей и мечтаний Инглинга, хоть и говорила о том, что это ни к чему хорошему не приведёт. — Наш сын с самых юных лет был не таким, как другие котята. Его не интересовало всё то, что было интересно другим, он мыслил по-другому.

— Тем не менее, ты позволяла ему так мыслить, — с недовольством в голосе, но достаточно тихо, чтобы не разбудить чутких оборотней, произнёс Стоик, когда превратился в человека и прижал к себе свою супругу. — Пускай, ты иногда чего-то не позволяла ему, что-то запрещала, но вот мысли и размышления ты его никогда не сдерживала.